Человек, который бродил с тенями
1. Музыка в ночи
Everything’s in order in a black hole
Nothing seems as pretty as the past though
Вода в Темзе была низкая — так, что даже можно было прогуляться по неровной кромке берега.
Погода выдалась холоднее обычного: не спасали даже длинный свитер и джинсы.
Застряв где-то между ностальгией и предчувствием нового, окружающая действительность одновременно ощущалась острее и казалась условной — будто два мира, привычный и совершенно иной, подошли так близко друг к другу, что соприкоснулись гранями, и до той, другой реальности — меньше шага.
Это чувство нарастало весь день, чтобы воплотиться, когда вечерние сумерки уже почти погрузились в густую ночную темноту, и позолоченные флюгеры на вершинах круглых башен Королевского Морского Колледжа отбрасывали длинные тени в свете коронованных корабельных узором фонарей.
Она в сотый раз бродила знакомой дорогой мимо архитектурных гигантов работы Кристофера Рена и обратно — узкой полоской набережной, под обычный аккомпанемент музыки в телефоне-плеере.
Только на этот раз вместе с очередным и ничем не примечательным глотком прохладного воздуха она, ведомая внезапным и таким естественным порывом, изменила своей привычке: остановилась, выдернула наушники и вслушалась в промозглую тишину пустынного пространства.
И тишина откликнулась ей — откликнулась мелодией, неизвестной ей раньше, но мучительно знакомой, притягивающей и очаровывающей душу тонкострунной пронзительностью скрипки.
Она пошла на звук, будто и не было ничего, кроме него, сейчас в этом мире, и только в дальнем уголке сознания трепыхалась мысль — откуда этот звук здесь сейчас? Здание, к которому она приближалась, конечно, было консерваторией, но так поздно здесь никогда не играли — даже свет никогда не горел.
Она нырнула в арку, ведущую во внутренний двор — так и есть, никакого света, кроме тусклого отблеска фонарей снаружи, за внешней аркой. Только тени, скопившиеся в углах старинных стен.
Она подходила все ближе и ближе к стене, в которой даже окон не было — откуда тогда звук? — и уже почти ступила в темноту, собравшуюся у каменной кладки с местами осыпавшейся штукатуркой, когда услышала совсем рядом резкий и одновременно чуть скучающий голос:
— Я бы этого не делал.
Повернувшись на звук, она уверилась, что во дворе она не одна — по другую сторону арки стоял, прислонившись к стене, темноволосый молодой человек. В своем длинном сером пальто он сливался с тенями, скопившимися у подножия высокого здания, и только его голос заставил её приглядеться и выделить из темноты его контур — неудивительно, что она сразу его не заметила. Да и он, надо сказать, не смотрел в её сторону.
Что это ей не стоит делать? И что делает тут он сам? — Казалось бы, логичные вопросы, но почему-то в это мгновение ответы казались ей понятными и очевидными, а потому спросила она совсем о другом.
— Вы знаете, кто это играет?
Услышав эти слова, незнакомец повернулся и посмотрел на неё — будто этим вопросом она наконец привлекла его интерес. Во мраке нельзя было разглядеть, какого цвета у него глаза, а почему-то хотелось.
— Тени, — будничным тоном ответил он.
— Что?
— Тени, — повторил он уже немного раздраженно: кажется, его удивляла такая непонятливость. — Это играют тени. Разве ты не слышишь?
В его исполнении подобная мысль действительно звучала самой простой и очевидной из возможных.
Но она таковой не была.
И только стоило ей попытаться снова вслушаться в мелодию, от которой её отвек странный разговор, попытаться понять, откуда она идет — как она бесследно пропала. И вместе с ней снова исчезло что-то очень важное. Боль потери отозвалась обидой.
— Нет, не слышу, — огрызнулась она в отместку.
Незнакомец, кажется, потерял к ней после этих слов всякий интерес, и слова отвернулся, смотря вверх, в беззвездное небо. Свет фонаря поймал прозрачно-зеленый стеклянный блеск бутылки в его руке.
Понятно — пьяный. Если не хуже.
Наваждение исчезло, мир снова обрел ясность.
Холодный ветер, дунувший с реки, заставил поежиться и напомнил, что она продрогла, и что уже поздно.
Она развернулась, и, не говоря ни слова, как можно быстрее зашагала прочь — сквозь арку, по знакомой дороге, за ворота.
В ушах снова играла привычная музыка.
***
Decided that once again I was just
dreaming of bumping into you
На следующий день вода была высокой — до самой середины лестницы, по которой в хорошие дни можно было спуститься на берег, — зато немного потеплело.
Осень вступала в законные права, и острые носы черных туфель тонули в пожелтевших листьях на мостовой у Трафальгарской таверны.
Гринвичский парк был, как всегда, полон людей, приехавших полюбоваться историческими красотами или просто отдохнуть. Все так же подавали кофе и чай в Павильоне на вершине холма.
Только все это было не здесь, не так и неправильно.
Это был знакомый, привычный мир — но его больше не хватало. Он казался чужим, будто она уже переступила грань, и смотрела из той, иной реальности по другую сторону. И эта казалась ненастоящей, и без той пронзительной, чарующей мелодии больше не была полной. Больше не могла быть, хоть ей и потребовался почти весь день, чтобы окончательно это понять.
И когда город снова готовился потонуть в полумраке, она вновь бродила среди старинных зданий.
И когда она услышала мелодию — ту же самую, а может, просто также цепляющую за душу, — она, не задумываясь, пошла за ней к сгустку теней у высокой стены.
Мгновение помедлила перед неизвестностью — и решительно шагнула в темноту.
